Владислав Солдатов. Зависимости и нейробиология
Интервью и редактура Анастасии Бабичевой

Нейробиологические механизмы системы вознаграждения

В своем наиболее общем понимании зависимость можно определить как состояние, при котором субъект испытывает перманентную мотивацию получать воздействие фактора, вызвавшего эту зависимость. Например, каждый из нас знает про зависимость от наркотиков, алкоголя или никотина. Многие представляют, что такое шопоголизм (по-научному «ониомания»), эротомания или гемблинг (игровая зависимость). Психологи могут также привести такие примеры как любовная аддикция, аддикция избегания или цифровая аддикция. Психиатры могут сказать, что зависимости можно разделить на психические и физические, а также химические и нехимические. Чтобы понять биологию аддиктивного поведения и понять его роль в нашей жизни, в первую очередь, нужно обратиться к нейробиологическим механизмам работы системы вознаграждения.

Обязательным условием выживания и размножения любого живого существа является постоянная адаптация к меняющимся условиям внешней и внутренней среды. При этом, чем ниже уровень биологической организации организма, тем проще устроены программы, которые нужны ему для удовлетворения потребностей. Очевидно, что, если речь идет об одноклеточном организме, то его жизнь сводится к набору простых и предсказуемых биохимических реакций, возникающих в ответ на изменения каких-то химических или физических параметров. В то же время сложноорганизованные существа живут в качественно ином мире, где для адаптации и продолжения рода им приходится использовать сложные формы поведения. Например, в список типичных проблем позвоночных животных можно включить такие, как необходимость понравиться сексуальному партнеру, обхитрить соседа, защитить себя и своих детей от хищников, продвинуться вверх по иерархической лестнице, подготовиться к зиме и много других непростых задач.

Чтобы животные не ленились всем этим заниматься, природа наделила их таким свойством высшей нервной деятельности как эмоции. За удовлетворение потребностей организм получает «награду» в виде положительных эмоций, а за неудовлетворение – «наказание» в виде негативных эмоций. Более того, в соответствии с биологической теорией эмоций П. К. Анохина, эмоции полностью определяют направленность поведенческих реакций. Таким образом, эмоции стали основной «разменной монетой» мотивации: по большому счету всё, что мы делаем – это избегаем наказания (голод, боль, усталость, стыд, социальная и информационная депривация и подобные) и гонимся за наградой (еда, секс, признание, общение и подобные). Даже нравственность – это попытка выбрать такое поведение, при котором индивид будет чувствовать меньше негативных эмоций, связанных с чувством вины, социальным порицанием и наказанием.

Чтобы эмоции возникали и были адекватны реальности, эволюция сформировала сложный комплекс нейронных сетей, который называется лимбическая система. В лимбической системе есть много разных центров, каждому из которых можно приписать отдельные функции, связанные с эмоциями. Например, парная структура, называемая миндалевидное тело, участвует в формировании эмоции страха, в запоминании эмоционально окрашенных воспоминаний и в считывании эмоций с лиц других людей. Височные доли рождают чувство стыда и вины, а септальная область и прилежащее ядро – удовольствие. На самом деле, в формировании каждого переживания участвует целый набор анатомических структур, и функция каждой из них не ограничена эмоциями. Важно, что работа лимбической системы тесно интегрирована со структурами ответственными за память, принятие решений и формирование мотиваций. Действительно, если вы покормили собаку, ей очень важно запомнить все обстоятельства, предшествовавшие такой удаче, и выработать программу поведения, которая приведет к ее повторению. В целом, в этом и есть главный механизм зависимости: если какой-то фактор активировал зоны удовольствия, мы непременно это запомним и сформируем мотивацию искать воздействие этого фактора в дальнейшем.

Условия возникновения зависимостей: химические и поведенческие

Однако почему нет диагноза «зависимость от СПА-процедур» или «зависимость от езды на BMW»? Помимо того, что зависимость всегда дезадаптивна (то есть снижает адаптацию), степень негативных эмоций, которые возникают при отсутствии воздействия источника аддикции, должна превышать некоторый терпимый порог. Другими словами, должен присутствовать «синдром отмены». Несмотря на то, что я люблю утренний кофе, я вполне могу представить свою жизнь без кофеина. Но, к большому сожалению, на сегодняшний день мне довольно трудно представить свое утро без сигареты или другого источника никотина. Все дело в том, что мои нейроны привыкли, что их никотиновые рецепторы все время что-то активирует, и включают сигнал тревоги, как только воздействие никотина снижается. Ни кофеину, ни какому-либо другому компоненту кофе и не снилась возможность так изменять работу нейронов. Поэтому за редким исключением злоупотребление кофе связано не с физической, а с психической зависимостью.

Никотиновая зависимость – это пример, когда какое-то вещество нарушает нейрохимический баланс, и нейроны меняют свою чувствительность к эндогенным нейромедиаторам. Наиболее хрестоматийным является механизм развития героиновой зависимости. Героин активирует мю-опиодные рецепторы, которые отвечают за снижение активности всех самых «неприятных» структур, таких как проводящие пути и центры восприятия боли. Та степень возбуждения мю-опиоидных рецепторов, которая возникает при применении героина, приводит к нефизиологической степени эйфории. При этом главная проблема в том, что даже одна доза героина способна сломать всю опиоидную систему, что проявляется в виде постоянной боли даже от безвредных стимулов. Далее вне воздействия опиатов организм испытывает мучительные страдания, которые превышают страх перед остракизмом и смертью, формируя перманентную мотивацию к поиску и применению новых доз. По такому же принципу формируется зависимость от этанола и других психоактивных веществ.

Во всех случаях нарушенный баланс между положительными и отрицательными эмоциями может быть восстановлен только при применении соединения, вызвавшего зависимость. Это обстоятельство отражает еще одно свойство зависимостей – специфичность. Для того, чтобы полностью купировать героиновую ломку, не подойдет другой эйфоретик – нужны именно опиоиды. В этом, кстати, и основное отличие психической и физической зависимостей: пока зависимость только психическая, ее еще можно подавить, поискав другие способы повысить активность центров подкрепления. В то же время, как ни активируй зоны удовольствия, курильщик с двадцатилетним стажем вряд ли откажется пройти лишних пять километров ради сигареты. Даже если на улице ночь, и выпала годовая норма снега.

Химические зависимости – тяжелейшее бремя современности, они стигматизированы, и с ними ведут борьбу всемирные организации. Однако зависимости бывают также и нехимические или поведенческие. Ключевое отличие в том, что в случае нехимических зависимостей центры вознаграждения активируются не путем прямой активации нейронов экзогенными (внешнего происхождения) соединениями, а через поведенческий акт, который вызывает высвобождение собственных нейромедиаторов удовольствия. При этом также как и в случае химических зависимостей о зависимости можно говорить тогда, когда без повторяющегося выполнения определенного поведенческого акта субъект испытывает страдания.

Нехимические зависимости: особенности

Этот вид зависимостей очень «человеческий» поэтому в основном его изучают психологи и психотерапевты. «Человеческий» он потому, что требует хорошей памяти и почти всегда завязан на работе второй сигнальной системы, то есть на речи и абстракциях. Обычно крысы не страдают гемблингом, поскольку они не знают, как играть в азартные игры. И даже когда исследователи из University of British Columbia построили для них «крысиное казино» и научили их играть, они не проиграли там все деньги и недвижимость (в первую очередь, потому что у них нет денег и недвижимости).

По мнению психиатра Цезаря Петровича Короленко, одного из основателей современной аддиктологии, склонность к аддиктивному поведению в первую очередь закладывается в детском возрасте и определяется нарушением способности устанавливать эмоциональные контакты с окружающими. По мнению Короленко, в семьях, где родители эмоционально дистанцируются от детей, дают им неоднозначные сигналы или демонстрируют примеры «сложных» взаимоотношений, вырастают люди неспособные удовлетворять эмоциональные потребности через нормальные отношения с окружающими. Такие люди не могут найти «точку опоры» ни в близких людях, ни в себе и потому вынуждены искать ее в безличных объектах аддикции (компьютерные и азартные игры, секс, паттерны поведения). Взаимодействие с этими объектами позволяет уйти от серой и бессмысленной реальности, что придает им особые смысл и ценность, приводя к формированию зависимости.

В основе большинства нехимических зависимостей можно выделить прочно сформированный неадаптивный стереотип поведения, который человек вынужден компульсивно повторять. Данный поведенческий стереотип зачастую связан с какой-то психологической травмой. Например, отказ со стороны объекта вожделения может сформировать реакцию гиперкомпенсации в виде эротической аддикции. В этом случае пережитый опыт был настолько неприятен, что след от него не дает человеку жить спокойно и заставляет навязчиво искать романтические и интимные переживания.

Хотя поиск глубинных причин зависимости является главным компонентом терапии, при лечении нехимических зависимостей оказываются очень эффективными и вполне себе химические подходы. Например, пациенты с сексуальной аддикцией очень хорошо отвечают на терапию ингибиторами обратного захвата серотонина или антагонистом опиодных рецепторов налтрексоном. Фармакологические подходы помогают мозгу заглушить избыточную активность нейронных сетей, требующих выполнять определенную поведенческую программу.

Позитивизм и негативизм: при чём тут гены и зависимости

В целом, подверженность зависимостям и вероятность с ними справиться во многом зависят как от исходной настройки мозга на позитивизм или негативизм, так и от работы сдерживающих центров, находящихся в лобных долях. При этом оба фактора в основном детерминированы генетически. Например, вклад наследственности достигает 39% для зависимости от галлюциногенов и 72% для зависимости от кокаина.

Казалось бы, почему генетические варианты, связанные с преобладанием негативных эмоций и слабой волей не были отсеяны в процессе эволюции? Дело в том, что оптимисты всегда рискуют быть укушенными палкой, которая окажется ядовитой змеей, не заметить, что воспитывают потомство другого самца, или вовремя не стать IT-специалистами. С другой стороны, обладатели слишком развитых лобных долей лучше подавляют спонтанные импульсы, а поэтому реже могут оказаться среди тех, кто «рискует и пьет шампанское».

В настоящее время выявлено очень много генетических коррелятов аддиктивности. Для химических зависимостей это могут быть гены, связанные с метаболизмом психоактивных веществ, то есть влияющие на то, как одна и та же доза соединения повлияет на мозг. Например, в мире нет зарегистрированных случаев, когда гомозиготному носителю мутации G1510A гена ALDH2 поставили бы диагноз алкогольной зависимости. Этот фермент утилизирует токсичный метаболит этанола, и его слабая версия делает человека абсолютно нетолерантным даже к малым дозам алкоголя. В то же время очевидно, что обладатели слишком сильных вариантов этого фермента более подвержены алкогольной аддикции.

Также, большой вклад в предрасположенность к зависимостям вносят гены, связанные с дофаминовой передачей, которая играет ключевую роль в системе вознаграждения и формировании мотиваций. Например, в нашей лаборатории мы изучаем ген SNCA, функция которого связанна с выделением дофамина. В основном мы сфокусированы на его роли в развитии болезни Паркинсона, но есть много исследований, показывающих, что некоторые мутации SNCA и лежащего рядом с ним геномного фрагмента увеличивают риск развития алкогольной и наркотической аддикций. Интересно, что частое сочетание аддикций с другими психическими аномалиями, как, например, депрессия, аутизм и СДВГ (синдром дефицита внимания и гиперактивности) также можно объяснить наследственными нарушениями в работе дофаминовой системы.

А как же профилактика?

Как генетик я уверен, что вообще ко всему есть генетическая предрасположенность. Даже кирпичи чаще падают на тех, кто склонен ходить по стройкам. Но это никак не влияет на пользу от профилактического ношения каски. И даже помогает найти тех, кому каска нужна в первую очередь.

В настоящее время генетические тесты помогают определить риски различных заболеваний и дать человеку определенные рекомендации по образу жизни и медицинским вмешательствам. Классический пример – Анджелина Джоли с мутацией гена BRCA. «Предупрежден – значит вооружен». Если человек знает о своих рисках, это может помочь ему сделать правильный выбор. Ведь наш мозг всегда взвешивает пользу и риски, прежде чем принять решение: и если человек лучше осознает ожидаемые отрицательные последствия, это может помочь.

Особенно важно, что помимо генов общей предрасположенности к зависимостям существуют гены, предрасполагающие к привыканию к определенным веществам. И тут уж точно полезно знать, что в ситуации когда прямо захотелось острых ощущений, такое-то вещество можно, а другое – ни в коем случае.

Что касается негативизма, то, в моем представлении, очень важно знать о своей проблеме и стараться делать установку на позитивную оценку событий. Опять же, по моему опыту, в этом очень помогает понимание того, как работает мозг, а также понимание собственных эмоций (эмоциональный интеллект). Интересно, что, например, для меня наиболее чувствительный маркер накопившихся негативных установок – это именно увеличение выраженности вредных привычек: я начинаю больше курить и есть сладкое. В такие моменты я часто думаю о том, что могу быть более подвержен зависимостям, и это дает мне дополнительную мотивацию что-то менять, чтобы снизить негативизм.

А еще в моменты кризиса, чтобы ненароком не затянуть этот узел еще крепче, не помешает помощь специалиста.